Геркулесовая каша с бананом Каша геркулесовая на воде с бананом
Геркулесовая каша с бананомГеркулес 1 мультистаканМолоко 2 мультистаканаВода 2 мультистаканаСахар 1 ст.л.Соль 1/2...
В России были люди, вполне отчетливо представлявшие, кому выгодно насаждение на русской почве политического украинофильства. Но чуждые элементы, подчинившие себе значительную часть русской прессы, без устали клеили этим людям ярлыки “реакционеров” и “черносотенцев”. В таких условиях не каждый русский интеллигент, преклонявшийся перед идеалами свободы и демократии, мог найти в себе мужество открыто выступить с разоблачением врагов Руси, которые с иезуитской изощренностью приспособили эти идеалы для прикрытия своих истинных коварных замыслов.
В ноябре 1904 г. под руководством председателя Комитета Министров С.Ю.Витте был разработан проект указа под заглавием “О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка”. В указе, утвержденном государем императором 12 декабря 1904 г., среди прочего предусматривалось принятие мер, направленных на устранение излишних стеснений печати. Согласно упомянутому указу было решено издать новые законы о печати, что, соответственно, предполагало и проведение цензурной реформы. В связи с этим возник вопрос о цензурных ограничениях малорусской печати, введенных на основании Высочайших повелений от 18 мая 1876 г. и 8 октября 1881 г., запрещавших печатать сочинения на малорусском языке, за исключением исторических документов, словарей и произведений изящной словесности.
Комитет Министров поручил министру народного просвещения запросить по этому поводу мнение Академии Наук, а также Киевского и Харьковского университетов. Так появилась утвержденная Советом Харьковского университета “Записка по вопросу о цензуре книг на малорусском языке”, составленная комиссией, возглавлял которую профессор Н.Ф.Сумцов.
В 1996 г. эта “Записка” была опубликована в украинском журнале “Вісник книжкової палати” (№3-4). В редакционном предисловии сказано, что в последние годы в средствах массовой информации появляется много публикаций и выступлений по радио и телевидению с “попытками полупримитивной защиты украинского языка”. “Читаешь или слушаешь такие размышления и невольно возникает мысль о том, что эти так называемые “защитники” украинского языка, имеют тривиальное представление и о валуевском указе и о законах 1876, 1881 гг., которые запрещали украинский язык, о тех людях, которые были инициаторами этих указов, а также о тех, кто вел упорную борьбу за легализацию украинского языка.”
Очевидно, что конкретный вопрос, ради решения которого харьковскими профессорами была подготовлена “Записка”, давно утратил свою актуальность. Цензурные ограничения малорусской печати, введенные в 1876 г. (с изменениями 1881 г.), были отменены вскоре после опубликования 17 октября 1905 г. манифеста “Об усовершенствовании государственного порядка”, даровавшего населению России гражданские свободы. В наши дни украинский журнал напечатал “Записку” потому, что в ней, по словам редакции, история украинского языка, история его запрещения изложена “научно обоснованно и просто”. Относительно простоты спорить не будем, а вот с научной обоснованностью здесь не все так гладко, ибо документ носит явно не научный, а политический характер. Тем не менее знакомство с его содержанием полезно как для изучения истории языка, так и для лучшего понимания приемов, которыми пользовались в своей деятельности приверженцы политического украинофильства, а также отношения к украинофильству либеральной русской интеллигенции. Естественно, при условии, что данный документ будет рассматриваться не сам по себе, а в общем историческом контексте.
Начало малорусской литературы авторы “Записки” относят в глубокую древность. Конечно, они не говорят прямо, что, например, “Слово о полку Игореве” или древние летописи были написаны по-украински, а ограничиваются на сей счет довольно туманным намеком: “В лирике Слова о Полку Игореве и Слова о погибели земли русской, в преданиях Древней летописи уже сквозит южно-русская духовная стихия”.
Как видим, в России были люди, вполне отчетливо представлявшие, кому выгодно насаждение на русской почве политического украинофильства. Но чуждые элементы, подчинившие себе значительную часть русской прессы, без устали клеили этим людям ярлыки “реакционеров” и “черносотенцев”. В таких условиях не каждый русский интеллигент, преклонявшийся перед идеалами свободы и демократии, мог найти в себе мужество открыто выступить с разоблачением врагов Руси, которые с иезуитской изощренностью приспособили эти идеалы для прикрытия своих истинных коварных замыслов.
Из книги Леонида Соколова "Осторожно: украинство!"
Фантазии «гнилых» интеллигентов
Менее 8 процентов голосов - столько набрали «на двоих» две российские либеральные партии, Союз правых сил и «Яблоко», на декабрьских выборах в Госдуму. Ни одна из них, как известно, не преодолела 5-процентный барьер. В марте на президентских выборах единственный либеральный кандидат, Ирина Хакамада, получила еще меньшую поддержку - за нее проголосовали около 4 процентов избирателей. Эти поражения - одни из самых болезненных, но далеко не первые в истории постсоветского либерализма 1 . Более того, заметных успехов на выборах в России либералы не добивались практически никогда. Исключением можно считать разве что 15,2% голосов, полученных «Выбором России» Егора Гайдара на первых думских выборах, в декабре 1993 года. Но и этот «успех» меркнет, если учесть, что победу тогда праздновала ЛДПР Владимира Жириновского, а третьими к финишу пришли коммунисты, отстав от «Выбора России» всего на 3%.
Итак, простая электоральная арифметика свидетельствует, что пылкой народной любовью либералы в России на рубеже ХХ - XXI веков не пользовались. (Антикоммунистическое движение 1989 - 1991 гг., действительно имевшее широкую поддержку, было именно антикоммунистическим, но не либеральным; из его среды вышли политики, оказавшиеся позднее по разные стороны баррикады - Ельцин и Руцкой, Гайдар и Хасбулатов...). А вот заметным политическим влиянием либералы располагали на протяжении почти всего постсоветского периода, особенно в начале и середине 90-х. Это позволяет их противникам и сегодня винить «так называемых демократов» во всех бедах страны. Что же такое современный российский либерализм и в чем причины его поражений и непопулярности?
Прежде всего нужно отметить, что либерализм в России издавна воспринимался значительной частью общества как идеология интеллигентская
. Хотя историческая роль русской интеллигенции - предмет бесконечных дебатов в самой же интеллигентской среде, трудно отрицать очевидное: с момента своего появления интеллигенция в России была зажата между «народом», т.е. малообразованными и неполноправными классами и сословиями русского общества, и «властью», т.е. его традиционной дворянско-бюрократической, а после большевистской революции - «разночинно-бюрократической» элитой. Интеллигенция пыталась то подогнать народ под свои идеалистические представления, во многом навеянные западными социальными и философскими теориями, то достучаться до власти, чтобы «очеловечить» ее и сделать более просвещенной.
При этом сама интеллигенция стремилась к власти и одновременно боялась ее, как боятся всего неизведанного. Это было во многом обусловлено специфической природой правящей элиты в России, которую современный социолог Алексей Левинсон характеризует так: «Российская верховная власть (и в досоветские, и в советские, и в постсоветские времена) всегда была в смысле политической окраски «никакой» - ни левой, ни правой, ни либеральной, ни консервативной - хотя непременно казалась одной из них. Но, оставаясь всегда собою, она при себе всегда держала в качестве двух ресурсов две партии двора (они же - две оппозиции, они же - две опоры). Названия их менялись, к одной часто применялось название «западнической», к другой - «почвеннической», но это верно не для всех времен... Обе эти партии опираются каждая на свои пласты в национальной культуре, соответственно на свои представления о национальной истории, об устройстве мира, о месте России в нем и пр. Их репрезентируют собственные ментальные и художественные стили, собственные дискурсы» 2 .
Таким образом, либеральная интеллигенция (так же, впрочем, как и интеллигенция «реакционная», почвенническая) нередко оставалась при
власти, так ни разу толком и не побывав у
власти. Не стала исключением и переломная эпоха конца 80-х - начала 90-х гг. минувшего века, когда именно интеллигенция попыталась сыграть роль мотора «четвертой русской революции» - перехода власти от коммунистов к «так называемым демократам». Очень характерно, что наиболее заметными фигурами в либеральном движении стали именно люди, находившиеся при
советской, коммунистической власти, но в разное время и по разным причинам с ней разошедшиеся, - академик Андрей Сахаров и молодой экономист Егор Гайдар. Однако политическим лидером «демократов», надеждой и опорой либеральной интеллигенции стали не они, а человек, который все-таки побывал у
власти и познал ее, - Борис Ельцин. И это во многом предопределило судьбу интеллигенции и либеральной идеологии в России в 90-е годы.
Не так, как в Центральной Европе
Сравнивая ситуацию в России с другими странами Центральной и Восточной Европы, отказавшимися от коммунизма, нужно отметить, что там тоже были свои сахаровы и гайдары 3 , появились и свои ельцины 4 - но соотношение сил между ними оказалось качественно иным. Если в Польше и Чехии, Венгрии и странах Балтии бывшие функционеры коммунистических партий учились играть по правилам, установленным новой либеральной элитой и поддерживающим ее большинством общества, то в России именно выходцы из прежней, советской элиты, люди наподобие президента Ельцина, его премьеров Силаева, Черномырдина и Примакова, секретаря Совета безопасности Скокова, главы Совета федерации Строева и проч. определяли «старый новый» курс России и правила политической игры на ее поле. Радикальной смены элит в постсоветской России не произошло
, и либеральная интеллигенция, по большому счету, снова оказалась не у
власти, а при
власти. Отсюда та легкость, с которой выпали из кремлевской обоймы в середине 90-х люди, олицетворявшие поначалу «новую» власть и составлявшие политический костяк либералов - Гайдар, Бурбулис, Филатов, Шахрай, Попов... Пожалуй, единственным исключением в этом ряду может быть назван Анатолий Чубайс, но это действительно случай из ряда вон выходящий: такое политическое чутье и такая железная хватка, как у Чубайса, встречаются очень нечасто.
Либеральная идеология разделила судьбу своих высокопоставленных носителей - она стала заложницей политической ситуации и служанкой «новой старой» элиты, ведущие позиции в которой заняли представители второго-третьего эшелона элиты прежней, советской. Положение при
власти, с почти неограниченным доступом к ее благам, но с сильно ограниченным - к ключевым политическим решениям, не оставляло либералам достаточного пространства для маневра. Власть, оставаясь по своему обыкновению идеологически «никакой», делала то либеральные, то антилиберальные, то опять-таки «никакие» шаги - а либералы продолжали решать неразрешимую задачу: как сохранить верность своей идеологии, не изменяя при этом власти, которую они словно по инерции продолжали считать своей, хотя «их» она не была уже изначально. До отставки президента Ельцина можно было считать это явление следствием воздействия его личности, к которой большинство либералов испытывало если не пиетет, то хотя бы ностальгию по, перефразируя классика, «дней Борисовых прекрасному началу». Однако после «воцарения» Владимира Путина выяснилось, что дело не в том, кто находится в Кремле. Проблема заключалась в самих российских либералах, которые (за исключением ярких, любопытных, но маргинальных в политическом смысле личностей вроде Валерии Новодворской или покойного Сергея Юшенкова) слишком привыкли к сидению на двух стульях, к позиции «мы за президента, но...» (или наоборот: «хоть и..., но все-таки мы за президента»).
В России не возникло ни одной сколько-нибудь влиятельной партии или движения, основанных на либеральной идеологии как таковой
и не решающих в муках и терзаниях вопроса «на каких условиях мы все-таки готовы поддержать власть». Сама по себе такая постановка вопроса вполне оправданна. Проблема лишь в том, что у российских либералов зависимость от власти, от «колебаний генеральной линии» быстро приобрела какой-то болезненный характер. Либералы оказались не готовы вести полноценную публичную политику, хотя бы такую, какую вели их основные противники в 90-е годы - коммунисты. Оказавшись в традиционном для русской интеллигенции положении между «народом» и «властью», либералы сделали однозначную ставку на власть, на кабинетную политику, на борьбу не столько за избирателей, сколько за «главного избирателя» - президента, вначале Ельцина, затем Путина.
На определенном этапе не избежало этих метаний и «Яблоко» Григория Явлинского - наверное, все-таки самая последовательная из российских либеральных партий, познавшая вкус «нормальной» публичной политики и ближе других подошедшая к стандарту политической партии как таковой, т.е. большой структурированной группы людей, объединенных общими убеждениями и представляющих интересы определенных социальных слоев и групп. Беда «Яблока» заключалась, однако, в том, что этот социальный слой в данном случае оказался чрезвычайно узким: Явлинский и его соратники опирались в основном на леволиберально настроенную часть интеллигенции, преимущественно гуманитарной. Отсюда - печальная судьба «Яблока» как партии и Явлинского как «вечного» кандидата в президенты. Однозначно негативную роль сыграло и чрезмерное честолюбие лидера «яблочников», который со времен своего краткого пребывания в составе российского правительства в 1990 году, кажется, навеки сжился с имиджем «самого умного», но и самого «обиженного» политика, которому нужно всё - или ничего.
Впрочем, другие продукты либерального партстроительства ждала еще менее завидная участь, чем «Яблоко». Гайдаровский «Выбор России» был первой попыткой создать партию власти
. Но эта попытка оказалась неудачной. Партия власти в России не могла быть последовательно либеральной, поскольку таковой не была сама власть - по причинам, уже описанным выше, т.е. из-за отсутствия радикальной смены элит. Нужно учесть также, что партия власти как таковая может существовать лишь до тех пор, пока она успешна, пока побеждает - ведь власть на то и власть, чтобы побеждать, в противном случае властью становится оппозиция. Именно неумение побеждать
погубило целую череду партий власти ельцинской эпохи - «Выбор России», «Наш дом - Россия», наконец, «Отечество - Вся Россия». И именно победа - неважно, каким способом она достигнута - держит на плаву нынешнюю «Единую Россию». Зато Союз правых сил, еще одна попытка создать нечто жизнеспособное на праволиберальном участке российской политики, был обречен изначально. Ведь, в отличие от «Выбора России», он задумывался перед думскими выборами 1999 года даже не как партия власти, а как ее дублер, либерализованный вариант путинского «Единства» - для остатков среднего класса, не сожранных дефолтом-98, и «продвинутой» городской молодежи. СПС оказался - прошу прощения за грубое сравнение - сродни презервативу: свою функцию выполнил, но только один раз. Его лидеры, впрочем, этого не поняли, за что и поплатились в 2003 году.
Либеральная партия никогда не смогла бы стать партией власти как раз потому, что не сумела бы победить - именно в силу изначально низкой популярности либеральных идей в России
. Точнее - в силу сомнений значительной (и быстро росшей по мере осуществления либеральных реформ) части общества в том, что либерализм предлагает верные рецепты вывода страны из кризиса. В том, что демократия, частная собственность, прощание с имперскими амбициями, прозападная ориентация - верный путь для России. Сомнения эти появились очень быстро. Вот как описывает обстановку в обществе к концу уже первого года реформ коллектив авторов книги «Эпоха Ельцина» - бывшие помощники и спичрайтеры первого президента России: «По данным опросов, в конце 1992 года за реформы выступало 60% респондентов, однако по меньшей мере половина из них была против приватизации» 5 . А ведь приватизация - один из столпов либеральных реформ и вообще посткоммунистических преобразований! И далее: «В головах у людей царил хаос, исключением не были и депутаты законодательных органов, растерянные ничуть не меньше своих избирателей. Многие мечтали о возвращении к привычным прежним нормам повседневной жизни, когда всё решалось с помощью приказа или распоряжения» 6 .
Здесь, видимо, и кроется причина, с одной стороны, неудач российского либерализма, а с другой - отличия пути посткоммунистической России (и ряда других стран СНГ) от пути, избранного после 1989 - 1991 гг. большинством стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), в том числе бывшими республиками советской Прибалтики. Вот что пишет о последних американский исследователь балтийского региона Марк Бейссингер: «На самом деле в балтийских обществах отсутствовали многие благоприятствующие демократии, рынку и стабильности ценностные ориентации. Но зато в полной мере присутствовали терпимость к слабостям демократии, разрушительному действию рынка... Эта терпимость, порожденная сильнейшим желанием «вернуться в Европу», которое лежит в основе балтийских идеологий государственного строительства, и объясняет нам, почему балтийские государства достигли таких успехов, в то время как другие постсоветские страны погрязли в трясине нерешительности, неопределенности целей и пртиворечиях» 7 . В России на всем протяжении постсоветского периода не было ни такой терпимости, ни такого стремления. Болезненные либеральные реформы воспринимались большинством общества как бессмысленное и незаслуженное мучение, некий дьявольский эксперимент, который ставит над Россией кучка молодых кабинетных теоретиков, попавших под покровительство президента, быстро терявшего былую популярность... В результате на роль оппозиции в России, в отличие от ЦВЕ, уже в 1992 - 1993 гг. выдвинулись не умеренные социалисты и реформированные экс-коммунисты, не отрицавшие необходимости реформ, но предлагавшие иной их вариант 8 , а силы реванша - радикальные коммунисты и националисты.
Минусы «западничества»
Прозападная ориентация - то, что представляет собой в глазах большинства жителей ЦВЕ несомненный плюс либеральных сил соответствующих стран - для российского общества вот уже 10 - 11 лет является скорее минусом. Западнический пафос Гайдара, Чубайса, Явлинского, Хакамады идет вразрез с настроениями немалой части общества, для которой Россия имела и имеет ценность прежде всего как инициатор некоего глобального цивилизационного проекта
- неважно, православно-монархического, мессианско-коммунистического или какого-то иного. «Презренное» материальное, консьюмеристское благополучие, место пусть даже крупной и довольно влиятельной, но всего лишь одной из
стран евроамериканского мира совершенно не устраивает носителей такого (условно назовем его традиционалистским) дискурса. Многие либералы поэтому приобрели в глазах этой части общества репутацию «прислушников Запада», «агентов влияния» и «могильщиков России», ограничивающих ее суверенитет и навязывающих стране «внешнее управление» - систему, при которой судьба России решается за ее пределами 9 . Вот как формулирует суть подобных претензий модный ныне в определенных кругах политолог Станислав Белковский: «...”Чудо демократии” обесценилось уже к 1993 году, когда стало ясно, что новый режим отнюдь не принес российскому народу бесплатного и бессрочного счастья. Религия американских ценностей быстро и жестоко разочаровала россиян, но внешнее управление сохранилось - и сохраняется до сих пор... Для большей части политико-экономической элиты линия Вашингтона по-прежнему остается главным источником мудрости и критерием истины» 10 . Неважно, какова истинность таких утверждений - важно, что подобные взгляды получили в России весьма широкое распространение. В этом есть и вина самих либералов.
Несомненно, на политическую судьбу либерализма в России оказал влияние ход реформ 90-х гг. Если в Польше Лешек Бальцерович провел в начале 90-х «шоковую терапию», то «русского Бальцеровича» Егора Гайдара едва ли не с момента его появления во главе кабинета реформаторов стали обвинять в том, что он подвергает Россию «шоку без терапии». Одной из причин такого отношения стала уже упомянутая неочевидность для российского общественного сознания неизбежности либеральных реформ как таковых
. Другой - способ осуществления преобразований, уникальный для российской истории и совершенно противоположный русскому образу мышления: «...Речь шла не столько о системе определенных экономических мер, но о масштабном социальном переломе - социальной революции, вызванной резким, обвальным сокращением обязательств и полномочий государства» 11 . Между тем «в основе демократической концепции «реформы», как она сформировалась в политической борьбе 1989 - 1991 годов, лежала идея управляемой трансформации экономической системы, при которой все лучшее, все основные ценности и стоимости старой системы с некой коррекцией, но все же конвертируются в системе новой» 12 . Иными словами, умеренные реформаторы вроде Явлинского мечтали о революции сверху
, Гайдар же принес просто революцию
, обвал, практически полный отказ государства от своей патерналистской роли.
С одной стороны, общество не было готово к этому, с другой - зимой 1991 - 1992 гг., когда гайдаровская команда приступила к реформам, никакая революция сверху уже не была возможна. Ведь, как позднее писал сам Гайдар, в экономической сфере в последние годы существования СССР «единственно возможный осмысленный путь - попытаться сформировать предпосылки постепенного эволюционного поворота экономики на западный путь развития. И сделать это до того, как социалистическая экономика войдет в фазу саморазрушения» 13 . Но именно это не получилось у правительства Горбачева - Рыжкова, которое сдало дела «демократам» тогда, когда саморазрушение уже шло полным ходом. Либералы пришли не в свой черед
: видимо, куда более органичной и естественной для России была бы постепенная реформа нэповского (или, если угодно, китайско-венгерского) типа под «чутким» руководством верховной государственной власти. Либеральные преобразования могли бы быть ее продолжением, вторым этапом трансформации - а оказались первым, поскольку ни на какой «новый нэп» советское руководство в 1985 - 1991 гг. не решилось. Горбачев не стал ни советским Дэн Сяопином, ни русским Яношем Кадаром, а скорее лишь менее трагическим повторением Николая II.
Ну и, конечно, нельзя забывать и о катастрофических просчетах самих либералов. О телеге, поставленной впереди лошади - то есть либерализации цен, начатой без и вне непосредственной связи с приватизацией собственности. О самой приватизации, осуществленной в значительной степени в интересах «новой старой» правящей элиты. О чрезмерно тесных связях многих либеральных политиков с «пеной», образовавшейся на гребне волны гайдаровских реформ, - новой компрадорской буржуазией, за ведущими представителями которой быстро закрепилась кличка «олигархи», и ее «сиамским близнецом» - коррумпированной бюрократией. Тот же Гайдар - один из наиболее честных и последовательных российских либералов - уже в середине 90-х четко осознавал опасность: «Главный вопрос - какой капитализм мы получим: бюрократический, коррумпированный, где острое социальное неравенство порождает волны социально-политической нестабильности, или цивилизованный капитализм, подконтрольный обществу. Именно этот выбор, как мне кажется, будет стержневым в российской политике на ближайшие годы» 14 . К концу ельцинской эпохи этот выбор был сделан - увы, в пользу первого варианта.
Смерть либерализма?
Первый президентский срок Владимира Путина в этом отношении к кардинальным переменам не привел. Основным содержанием этих лет (2000 - 2004) стала замена федералистско-олигархической политической модели, характерной для времен «позднего» Ельцина, моделью авторитарно-централистской.
Экономический «базис» (если пользоваться марксистской терминологией) при этом остался неизменным - тот самый бюрократический капитализм. Перемены, происходящие при Путине, касаются главным образом перераспределения собственности и политического влияния между группировками «новой старой» элиты. Положение либералов - этого, как мы выяснили, «бесплатного приложения» почти к любой российской власти - при этом заметно ухудшилось. Хотя в результате хитроумных кабинетных комбинаций некоторые их представители - впрочем, далеко не столь выразительные, как прежде - удерживают позиции при
власти (Чубайс 15 , Греф, Кудрин, Христенко, в какой-то степени даже новый премьер-министр Фрадков), в целом либералы окончательно превращаются в маргинальную группу.
Их функция - отчасти техническая (все-таки провести те непопулярные реформы, которые являются неизбежными даже в рамках путинской авторитарно-бюрократической модели развития России), отчасти декоративная, определенная двойственным положением президента Путина и его режима, о котором говорит социолог Ольга Крыштановская: «Он понимает, что Запад надо соблазнять, что Западу надо все время нравиться, поэтому он кокетничает... Экономический рост - это вещь, которая ему абсолютно необходима. С другой стороны, давление собственной корпорации, которая хочет установления и поддержания сильного контроля со стороны государства, приводит к тому, что политика раздваивается и становится внутренне противоречивой: для Запада - либерал, а для своих - авторитарный царь» 16 . Немногочисленные либералы, остающиеся при
власти, и будут, очевидно, играть роль виньеток, украшающих одну из сторон медали под названием «путинский режим». Но логики развития этого режима они не в состоянии изменить. А логика эта далека от либеральной: «...Демократы были честнее (чем нынешняя правящая каста, состоящая в основном из представителей силовых структур - Я.Ш.
) - они признавали общие правила игры. Если ты проиграл, то должен уйти. И демократы ушли. Их можно упрекать в нечестности в отдельных моментах, но глобально они играли по правилам. Даже Ельцин сам подал в отставку, когда ему объяснили, что он мешает. Нынешняя же силовая элитная группа этих правил не признаёт. Для них выборы не являются тем механизмом, который может отстранить их от власти. И в этом заключается громадная опасность» 17 .
Итак, российский либерализм умер? И да, и нет. Умер - потому, что мертвы иллюзии либералов первой волны о возможности быстрого построения в России «цивилизованного» капитализма. Потому, что политическая позиция самих либералов и практика реформ, задуманных и вдохновленных ими в 90-е годы, привели к долговременной дискредитации в России либерализма как идеологической доктрины. Наконец, потому, что у либералов нет новых харизматичных и непримелькавшихся лидеров. Но либерализм жив - потому, что при всей ограниченности и незаконченности процесса смены элит в постсоветской России одним из результатов либеральных реформ все-таки стала определенная социальная подвижность, позволяющая со временем, лет через 10 - 15 (при удачном стечении обстоятельств - и несколько раньше) надеяться на постепенное внедрение в структуру правящей элиты все большего числа представителей совсем иного поколения. Это те, кто родился в конце 60-х - начале 70-х гг. и чья ранняя молодость пришлась как раз на годы либеральных преобразований. Последнее вовсе не означает преданности данного поколения либеральным идеям, но означает определенную привычку к индивидуализму и личной ответственности
, неотягощенность психологическим наследием советской эпохи, прагматизм и технократизм. Представляется, что именно это поколение сможет сделать в России примерно то же, что сделала в 60-е - 70-е гг. минувшего века похожая генерация молодых технократов во франкистской Испании: придать новый импульс экономическому развитию страны и подготовить почву для более глубоких реформ, в том числе политических.
Все это, конечно, окажется возможным лишь в том случае, если нынешний российский режим, а вместе с ним и вся страна, не надломится под грузом тех многочисленных проблем, которые он пока, судя по всему, намерен не решать, а лишь консервировать.
И в ЖЖ, и в прокремлевских СМИ нередко можно встретить утверждение о том, что либеральная и прогрессивная интеллигенция себя полностью дискредитировала, подорвала свой моральный авторитет, сама себя высекла и выбросилась на обочину истории и т.п. Как-то так получилось, что стороны негласно договорились друг с другом: "интеллигенция" согласилась верить в единое путинское большинство в 84%, а прокремлевские публицисты согласились верить в то, что наиболее образованные люди по определению враждебны режиму. Отсюда якобы следует презрение первых к народу как таковому (аудитории телевизора, уралвагонзаводу, православному сообществу, ватникам и т.д.) и подозрительность вторых к научным и культурным деятелям, стремление всеобщий ограничить доступ к высшему образованию, максимально сократить количество гуманитарных вузов, музеев, библиотек, ввести цензуру в искусстве и т.п.
На самом деле, разумеется, все сложнее. Разделение проходит совсем по другим критериям. Во-первых, никто не умеет делать качественную пропаганду и эффективно внедрять идеологию, кроме интеллигенции. Борис Межуев, Дмитрий Киселев, Владислав Сурков, Владимир Толстой - это тоже интеллигенция, весьма образованные люди, но работающие на укрепление легитимности путинского режима. И митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) в этом смысле куда опаснее и коварнее, чем его собрат по архиерейскому клубу - митрополит Новосибирский Тихон (Емельянов), ополчившийся на "Тангейзера", хотя оба они делают одно дело, но один - аккуратно и тихо, а другой - топорно и с лишним шумом.
Во-вторых, "либеральная интеллигенция" - это миф, она не существует как единая общность, у нее нет общих лидеров и кумиров из ныне живущих людей, а накал страстей внутри тех, кого принято считать либералами, порой даже выше, чем между сторонниками и противниками Путина. Да и самые заметные либералы в большинстве своем успешно встроены в систему и выполняют в ней важные информационные и управленческие функции (Анатолий Чубайс, Михаил Федотов, Ксения Собчак и др.). Путинское большинство - это точно такой же миф, фикция, обманка, которая определяется только одним - лживыми соцопросами полностью дискредитировавших себя центров изучения общественного мнения. Бессмысленно спрашивать человека о том, поддерживает ли он Путина, если в обществе нет ни свободных выборов, ни политической конкуренции, ни сменяемости власти, ни торжества Конституции над прочими законами и указами. Любой опрашиваемый лишь отмахнется от интервьюеров как от назойливых мух или жестоко их потроллит, уверяя в пламенной любви к национальному лидеру и его верному оплоту - партии "Единая Россия".
Главная задача такого рода мифотворцев, сталкивающих интеллигенцию с большинством из "простых людей" (кто такие эти "простые люди"?!), состоит в том, чтобы не допустить объединения граждан вокруг базовых вещей, важных для всех - для националистов, либералов, социалистов и проч. Это равенство всех перед законом, социальные лифты, соблюдение элементарных прав, гарантированных Конституцией и т.п. И, конечно, большая ошибка считать мнением православного сообщества те установки, которые транслируются властолюбивыми функционерами РПЦ или озабоченными защитой "духовных скреп" чиновниками. Настоящих христиан объединяет только одно - вера в Иисуса Христа и желание быть с Ним, а не выполнение любых капризов и прихотей священноначалия и гневные "молитвенные стояния" с требованиями наказать кощунников и посадить их в тюрьму.
Поэтому и противостояние сейчас происходит вовсе не между путинским большинством и либеральным меньшинством, а между Левиафаном, которого оседлали недалекие и беспринципные временщики, и между теми, кто готов отстаивать справедливость, несмотря на угрозу своего преследования. В этом смысле доносительство друг на друга среди либералов развито гораздо шире, чем в обществе в целом, ибо именно либералы - наиболее последовательные государственники, оправдывающие практически всё юридической и экономической необходимостью. В основном же русский народ - анархист по природе и поддерживает нынешнюю власть, зная по опыту, что любая последующая власть будет лишь хуже, а потому какой смысл менять одних на других.
Реферат-расследование ученика 14-класса элитной гимназии для слаборазвитых детей Кирилла Незабудки, получивший грант правительства США в размере 300 000 тысяч долларов.
Российский либеральный интеллигент есть существо глубоко несчастное, неудовлетворенное и постоянно рыдающее. Несчастен он от рождения, потому как глубоко убеждён, что несправедливый рок судьбы заставил его родиться в России.
Российский либеральный интеллигент настолько уверен в своей гениальности, мудрости и исключительности, а его мозг настолько загружен бестолковыми мыслительными процессами, что для решения конкретных задач ему не хватает ресурсов. Это отличительная черта для российского либерального интеллигента всех поколений.
Ещё одной характерной особенностью российского либерального интеллигента является его генетическая способность обвинять в происходящем всех, кроме себя самого.
Российский либеральный интеллигент абсолютно искренне уверен в том, что Россия является самой варварской, кровавой и авторитарной страной в мировой . Этот постулат является для него аксиомой, которую признает весь остальной мир в лице США и Европы, но только глупый, тупой и необразованный народ России этого не знает. Поэтому его надо постоянно просвещать.
Отсчёт несомненного подтверждения этого постулата российский либеральный интеллигент ведёт с самых древних времён и до самого отдалённого будущего. Так, он уверен в том, что Иван Грозный был самым кровавым тираном средневековой Европы, Пётр Первый на самом деле не прорубил окно в Европу, а просто ради своей похоти и для своего удовольствия уничтожал русских десятками тысяч. И вообще ему надо было сдаться Карлу Двенадцатому, тогда бы Россия сейчас жила как Швеция.
Или как Франция, если бы в 1812 году не сражалась с Наполеоном, а свергла бы Александра Первого и возвела французского императора на свой престол. А ещё в 1905 году российская либеральная интеллигенция поздравила японского микадо с победой над русским флотом в Цусимском бою.
Мозг российского либерального интеллигента настолько озабочен доказательством кровавости, нетолерантности и преступности России, что ни о чём другом он мыслить, не способен.
Все последующие годы, вплоть до 1917-го, она активно мудрствовала о необходимости свержения самодержавия, с восторгом восприняла Февральскую революцию, в результате которой многие ее представители оказались у власти.
Поэтому Временное правительство России всего за 8 месяцев смогло полностью разрушить страну и привести к власти большевиков. Все время нахождения Временного правительства у власти российская либеральная интеллигенция критиковала и его тоже.
После событий октября 1917 года и вступления на территорию России войск Германии, а затем и Великобритании, Франции и Японии, российский либеральный интеллигент всячески это приветствовал и жаждал их дальнейшего продвижения по территории страны, при этом обвиняя во всех бедах большевиков.
По окончанию гражданской войны российский либеральный интеллигент частично сбежал из России, а частично вступил в коммунистическую партию. Голосуя на собраниях за её политику, он в частных беседах на кухнях продолжал пламенно страдать, критиковать власти, рассуждать о природной дикости России и общей несвободе.
В то же время, желая улучшить свои квартирные условия, российский либеральный интеллигент в массовом порядке писал доносы на своих соседей в НКВД с обвинениями их в антипартийной и антисоветской деятельности. Из-за чего органы НКВД были постоянно перегружены и искали врагов народа не там, где было надо. Как правило, во время Великой Отечественной войны он имел бронь и находился в тылу.
После окончания войны российский либеральный интеллигент бесплатно учился в престижных высших учебных заведениях и спекулировал на улице Горького в Москве, танцевал твист и другие интеллектуальные танцы. После окончания вуза он попадал преимущественно на комсомольскую, а затем на партийную работу, где усиленно призывал трудящихся строить коммунизм, ехать на БАМ и возводить плотины, а сам тем временем неуклонно повышал своё личное материальное благополучие.
Особо бурно российский либеральный интеллигент начал развиваться с началом перестройки. Он активно желал развала СССР, будучи твёрдо уверенным в том, что его личная жизнь и, самое главное, материальное положение улучшаться самым коренным образом, потому что на обломках Советского Союза возникнут маленькие цивилизованные государства, которые сразу же станут похожи на Швейцарию. А может, и на Люксембург, где ему, в отличие от остального народа, будет жить очень хорошо.
Когда ГКЧП в августе 1991-го попытался навести порядок, российский либеральный интеллигент настаивал на полном уничтожении «хунты». В 1993 году во время расстрела Верховного Совета России он с огромным пылом призывал «раздавить гадину», то есть, уничтожить своих противников физически.
Во время чеченских войн российский либеральный интеллигент всеми силами пытался способствовать поражению российской армии. Однако, потому что он органически не способен достигать успеха, и напрочь лишен организаторских способностей, у него, как и следовало ожидать, ничего не вышло.
Российский либеральный интеллигент всячески приветствовал войны в Ираке, Ливии и Сирии, он пламенно рукоплескал бомбежкам Югославии. Он обожает критиковать, ругать и поносить свою страну и её власть.
Российский интеллигентный либерализм – это заболевание, передающееся по наследственной линии, отягощенное сильными рецидивами ненависти к своей стране.
Состояние больного особо резко ухудшилось в связи с появлением Интернета и социальных сетей. В настоящее время врачи оценивают его как крайне тяжелое и в некоторых частях тела даже как критическое.
В связи с полным атрофированием нейронных логических связей в мозгу российского либерального интеллигента, он воспринимает откровения Джейн Псаки, сообщения из социальных сетей и передачи «Радио «Свобода», как целиком правдивую и объективную информацию, полностью соответствующую его убеждению в кровавости и порочности России.
В частности, он искренне убежден в соответствии исторической правде образа адмирала Колчака в фильме «Адмирал», несмотря на многочисленные карательные акции его армии в Сибири и на Урале.
Он также искренне убежден в реальности миллионов жертв во время Голодомора в 1932-1933 гг. на Украине, хотя многочисленные поиски миллионов могил умерших в это время никаких результатов не дали. Он не может ответить и на вопрос, почему, если Голодомор реально был в действительности, отчего тогда голодающие не могли питаться рыбой или грибами? А также овощами со своих огородов? В ответ российский либеральный интеллигент способен только обвинить своих оппонентов в «сталинизме» или «невежестве».
Точно также он уверен в десятках миллионов заключенных Гулага, и в ответ на вполне логичные вопросы типа «Где развалины этих многомиллионных лагерей?» или «Почему не сохранилось свидетельств очевидцев, видевших сотни эшелонов с зэками?» в связи со своим заболеванием может только в очередной раз рассказать о природной жестокости России.
Особо любимой и больной темой для российского либерального интеллигента является Вторая мировая война. Так его заболевание не позволяет ему самому изучать исторические документы, он уверен, что именно Сталин начал эту войну, Советский Союз завалил врага трупами, и заградительные отряды шли за Красной Армией до самого Берлина. Кроме этого, он убежден, что Ленинград надо было сдать фашистам, и тогда не было бы столько жертв. А также в том, что Гитлер нёс народам СССР свободу и демократию. А рейхстаг брали под угрозой расстрела НКВД. И вообще только благодаря заключенным СССР выиграл эту войну.
Российский либеральный интеллигент испытывает буйный восторг, отягощенный приступами беспробудного помешательства, в случае, если Россия начинает испытывать трудности либо если где-то начинают ущемлять права русскоязычного населения. Так, он безоговорочно поддерживает полуфашистские режимы в Литве, Латвии и Эстонии. Он до сих пор яростно отрицает обстрел российских миротворцев Грузией в августе 2008 года, хотя уже весь мир, кроме Саакашвили, это признал, и до сих пор обвиняет Россию в агрессии против этой страны и аннексии Южной Осетии и Абхазии.
В современное время он абсолютно уверен в том, что Россия подло напала на Украину, и там погибли тысячи российских солдат и офицеров. Ползучая дегенерация головного мозга на протяжении многих поколений низвела мыслительные процессы российского либерального интеллигента до уровня простых инстинктов.
Именно поэтому он во всем обвиняет «режим Путина». Хотя в правительстве РФ сплошь и рядом одни либералы, которые успешно в славных традициях российского либерального интеллигента заваливают все задачи, которые им поручают выполнять, и даже проявляют в этом инициативу. А либеральные правительственные и около правительственные экономисты умеют уверенно делать прогнозы, а потом также уверенно объяснять, причём за бюджетный счёт, почему они никогда и нигде не сбываются. Однако отсутствие логических связей в мозгу российского либерального интеллигента не позволяет ему это понять.
Российский либеральный интеллигент всеми фибрами своей души поддерживает киевский Майдан и мечтает о том славном времени, когда такой же Майдан произойдет и в России.
Но даже в нашей элитной гимназии для слаборазвитых детей уже в 1-м классе понимают, что первой жертвой такого Майдана станет сам российский либеральный интеллигент.
Над тщетными попытками нынешней буржуазии считать себя новой российской аристократией либеральная интеллигенция для виду посмеивается, но в целом она за продолжение этого, что называется, тренда. Патентованные выгодоприобретатели приватизации должны стать нашим дворянством и взять управление страной в свои твердые руки.
То, что дворяне из них получаются не многим лучше, чем из числа бывших кагэбешников, либеральную интеллигенцию не очень мучает.
Либеральная интеллигенция, как в том пошлом анекдоте про двух зэков, по поводу наших буржуазных элит упрямо заявляет: «А нам они нравятся!». Почитайте, к примеру, рассказ Виктора Ерофеева, как однажды у него в гостях собралось сразу пять российских миллиардеров. Это ж не рассказ, это - ода.
Если бы сегодня вместо Прохорова в политику пошел бы любой представитель российского списка «Форбс», либеральная интеллигенция сразу же составила его пламенную группу поддержки. Любой, говорю, миллиардер. То есть тип, ничем кроме наличия необъятных денег до сих пор не подтвердивший своего права претендовать на управление Россией.
Ситуация с самозваной аристократией отчасти отражает ситуацию с самозваной либеральной интеллигенцией.
Дело в том, что класс интеллигенции в Советском Союзе был, как многие до сих пор помнят, действительно обширен. К интеллигенции относились все эти пресловутые физики и лирики, читатели толстых журналов, учителя и даже библиотекари, кандидаты и доктора гуманитарных и прочих наук, инженеры НИИ.
К несчастью, почти все из них были деморализованы либеральными реформами и низведены на маргинальный уровень. Эта интеллигенция исчезла как класс - мало того, либералы еще и оттоптались на них. Ну-ка, давайте вспомним, сколько раз мы читали в прессе про НИИ, где «никто не работал» и «все просиживали штаны»? Ничуть не реже мы слышали про бессмысленность и скудность советской филологической школы - на самом деле, одной из сильнейших в мире, и ныне рассеянной.
Даже не будем затевать долгий разговор о существовании рабочей и крестьянской интеллигенции. Хотя была и такая: собственно, я сам вырос в интеллигентной крестьянской семье и являюсь горожанином в первом поколении: все мои предки в прямом смысле пахали землю, отец первым из числа всей моей многочисленной деревенской родни получил высшее образование и стал сельским учителем. В наши времена об этом вспоминать моветон.
Презрение либеральной интеллигенции ко всем остальным советским видам интеллигенции - вещь очевидная. Сегодня либеральная интеллигенция даже не втайне, а въяве уверена, что никаких других интеллигентов кроме них самих не существует.
Это как-то незримо, но вместе с тем ощутимо рассеяно в воздухе.
Либеральная интеллигенция очень любит возводить свою генеалогию, например, к Чехову или к Михаилу Булгакову, что, хоть и лестно ей самой, никакого отношения к действительности не имеет.
С тем же успехом можно и Блока назвать либералом. Если любой здравомыслящий человек попытался б представить, как Чехов, Блок или Булгаков относились бы к нынешним либеральным витиям - он бы натурально ужаснулся.
Своим оппонентам либеральная интеллигенция очень любит рекомендовать читать «Бесов» Достоевского, и тут вообще все переворачивается с ног на голову. Потому что «Бесы» - именно что антилиберальный роман, и к столь лелеемому либералами февралю 1917 года имеет отношение куда большее, чем к октябрю.
Между прочим, царя свергли либералы, а то мы все время забываем об этом. Неповоротливые большевики, две трети истории Советского Союза тщетно пытавшиеся сдвинуть созидаемый ими строй на позиции консервативной революции, должны были «Бесов» популяризировать и переиздавать, а не наоборот. Тогда б в конце 80-х у интеллигенции была бы реальная возможность узнать многих бесов в лицо.
Но этот процесс задержался на четверть века.
Сегодняшние путешествия по России, желательно не из Москвы Петербург, а из Калининграда во Владивосток, дают удивительное ощущение наличия - да, обедневшей, да, брошенной, да, разрозненной, - но, безусловно, что называется, национально ориентированной интеллигенции. Вовсе не либеральной, но, скорей, как либералы бы сказали - охранительной. И вместе с тем в чем-то куда более радикальной, чем интеллигенция либеральная.
И это тоже парадокс, который либеральная интеллигенция замечать не хочет никак. В России есть огромное количество образованных, воспитанных и крайне полезных обществу людей, которые, не поверите, кардинально иначе, чем либеральная интеллигенция, расценивают и ситуацию в России в целом, и все последние скандалы - от дела «Пусси Райот» до дела Магнитского.
Наверное, надо перечислить несколько отличительных черт либеральной интеллигенции, чтоб было понятно, в чем ее отличие от просто интеллигенции.
Для начала, представители либеральной интеллигенции - категорические антисоветчики. Наверное, не все антисоветчики - либералы, но большинство либералов, ничего тут не поделаешь, неистово презирают все советское.
Между тем, советское - это как раз апофеоз народного участия в истории. И в самом высоком смысле, и в самом дурном. С одной стороны, - это серебряный век простонародья, давший России целую плеяду имен ученых, военачальников, писателей, музыкантов, режиссеров: чего бы нам теперь не рассказывали про «вертикальную мобильность» царского времени - там и близко не было подобной ситуации. С другой стороны - да, неотъемлемая часть советского проекта - все те безобразия, которые творила «чернь»: отменить их невозможно, и забыть не удастся.
Однако либеральная интеллигенция видит в большевистской революции и советской истории исключительно «окаянные дни» и всевластие «кухарок».
В итоге, когда наши либералы рассказывает, как они любят народ, я почему-то втайне думаю, что под «народом» они имеют в виду по большей части свое отражение в зеркале.
Именно поэтому либеральная интеллигенция так любит повторять, что она не обязана любить народ в его худших проявлениях - а любит его за лучшие качества. Вот я и говорю: либеральная интеллигенция - любит под видом народа себя как носительницу лучших качеств народа.
И пусть вас не вводит в заблуждение недавнее участие ряда либеральных деятелей в недавних массовых протестах.
В целом либеральная интеллигенция никакой революции не желает. Она желает другого - оседлать любые стихийные процессы, чтоб истинно национальной революции не случилось. Народа, ну, то есть, черни либералы втайне ужасно боятся, и сделают все, чтоб чернь в свои руки власть не взяла никогда. А то «мы помним, чем все это закончилось».
Что еще раз подтверждает, с каким неприятием и ужасом взирает либеральная интеллигенция на «чернь»: противникам «черни» можно простить все, что угодно. И если эта «чернь» приходит к власти, то пусть тогда страны такой не будет вообще в природе.
Свобода больше Родины - вот главный, но не произносимый вслух жизненный постулат либеральной интеллигенции. Вместе с тем сказать, что либералы не любят Россию - было бы и глупо, и подло. Они ее любят, но выборочно. Новгородскую республику, Александра Освободителя, февральскую революцию любят. Матушку Екатерину иногда, но реже, реже. Выбор, в общем, не густой, но все больше, чем ничего.
И наш либерал, в России неустанно разглагольствующий на тему местного фашизма и ожидаемых погромов, по какой-то малообъяснимой причине, будучи в гостях у прибалтийских или украинских соседей, с их улицами и площадями, названными в честь натуральных профашистских людоедов, этих вопросов не касается категорически. Объясняется все, опять же, просто: «национальные герои» воевали против советской власти, это важно, это ценится.
Интеллигент либерального образца с огромным нежеланием выступает в качестве адвоката России, когда о ней заходит речь - а вот в качестве обвинителя по любому вопросу готов выступать сплошь и рядом.
В целом же жизненная философия либеральной интеллигенции кроется в неустанных мантрах об эволюции (им очень нравится это слово), она же - социал-дарвинизм (это слово им не очень нравится, хотя разницы никакой).
Под эволюцией они понимают исключительно торжество либеральных ценностей, а все, входящее с этими ценностями в противоречие, числят по разряду «мракобесия». Любая дорога, помимо либеральной - «тупиковая ветка истории», утверждают либералы, причем с таким апломбом, словно уже прожили историю человечества на тысячу лет вперед и вернулись к нам в день сегодняшний нас просветить.
Мы все поняли, спасибо. Это был хороший и важный урок.
Ответ на этот урок будет короток и прост.
Во-первых.
В советской истории было много ужасного, убогого и ханжеского, мы не слепые и тоже это видим. Но вместе с тем это был момент безусловной реализации народного потенциала - причем реализации во многом ошеломительно успешной.
Будущая Россия нуждается именно в этом: высвобождении национальных сил.
Высвобождение должно произойти не на основе вашей пресловутой дарвинистской концепции конкуренции и частной инициативы, а в результате смены неолиберальной экономической модели на модель просвещенного патернализма.
Во-вторых.
Буржуазия - это не наша аристократия, в основной своей массе, за редкими исключениями, никогда ей не будет, и ждать этого чудесного превращения целому (вымирающему с огромной скоростью) народу - нет никакого резона.
Нынешняя власть либеральна в силу той простой причины, что освободила деньги. Либерализм - это свобода, верно? В России деньги свободны как мало где в мире. Эти деньги плавают где хотят и не очень охотно возвращаются сюда - а должны пастись здесь, в России, и работать только на Россию.
В третьих.
Православие ни в чем перед вам не виновато, и вред от неразумных действий отдельных священников тысячекратно ниже той колоссальной пользы, что приносит институт церкви России и русским людям.
Ну и, ничего не поделаешь, Родина важнее вашей свободы.
(процитировано частично)